Воспоминаниями о жизни Константина Еременко, учителя средней школы № 1, краеведа-поисковика, поделилась его дочь — Наталья Константиновна Негребова. Я постаралась записать их, чтобы судьба ветерана войны не исчезла из памяти горячеключевцев, а осталась навсегда, навечно.
Дед — атаман, внук — классово чуждый элемент
Константин Дмитриевич родился за четыре дня до Великой Октябрьской Социалистической революции, ставшей переломной точкой отсчета в истории великой России. В семье потомственного казака Дмитрия Еременко и его жены Екатерины это был седьмой ребенок, старшей дочери исполнилось к этому времени семнадцать лет. Дмитрий Деомидович, признанный ветеринарный врач, в родной станице пользовался уважением. Его авторитет основывался на умении ладить с людьми, на знании своего дела, трудолюбии, трезвом подходе к жизни. Новорожденного сразу же причислили к приписным казакам: так было заведено при рождении будущего воина, защитника Веры, Царя и Отечества.
Только не пришлось Константину Дмитриевичу надеть казачью форму, вскочить на коня и дать фору на состязаниях по джигитовке. Новая власть установила новые порядки. Казаки были не в чести. При распрях, которые захватили Россию, семью Еременко не тронули: батя продолжал лечить и выхаживать скот, птицу, трудиться на земле. Выращивали Еременко все, что нужно для жизни, считались середнячками. В колхоз казак вступил без принуждения: надо — значит, надо.
Костя к этому времени учился в школе, причем на отлично, книги читал запоем и память имел феноменальную. Мечтал паренек стать доктором, лечить людей, избавлять их от болезней. После голодного, страшного года, кое-как встав на ноги, отправился Костя в Армавир, — учиться на фельдшера-акушера в местном техникуме. Мама сшила ему новые шаровары из сатина, курточку из простой, самой дешевой байковой ткани, а на ноги станичный сапожник смастерил Косте постолы. Осмотрела Екатерина Павловна сына внимательным и добрым взглядом и благословила на дорогу, которая вела их младшенького к новой, неизведанной жизни.
Шел юноша из станицы Бесстрашной Спокойненского района (сейчас Отрадненского) пешком. Иногда останавливались подводы, подбирали парня и немного подвозили, а потом снова путь на своих двоих ногах. В котомочке скромная еда. Костя растягивал удовольствие: ел понемногу. В Армавире отличника учебы сразу же зачислили в фельдшерско-акушерский техникум. И здесь только отличные отметки за знания получал студент. Но… в январе 1933 года Константина вызвал директор техникума и объявил ему об отчислении из учебного заведения.
Парень стоял как громом пораженный, недоумевал: «За что?!» Ему объяснили, что его дед, Павел Ершов, состоял атаманом станицы Бесстрашной, следовательно, его внук является классово чуждым элементом: он не имеет права учиться в техникуме рядом с сознательной, устойчивой молодежью.
С горечью в душе возвращался Константин Еременко в родную станицу. Его сатиновые шаровары и байковая курточка поменяли цвет, полиняли, постолы поизносились. Отец с матерью и родные, как могли, успокаивали сына, а он поддерживал их: «Ничего, ничего… Не пропаду, не сгину. Буду учиться в школе, работать…» Перед молодежью станицы не стал демонстрировать свои чувства, как расстроен и огорчен он отчислением из студенческой сферы. Шутил, смеялся, пошел опять на учебу в школу.
Только в 1935 году сняли постановление о классовом ограничении для желающих получить образование в средних и высших учебных заведениях. Еременко оставил тогда школу и уехал на золотой прииск Лаба-Золото. Здесь заработал на одежду, да еще немного средств осталось на будущую студенческую жизнь.
Константина опять зачислили на первый курс медицинского техникума. Жил трудно, но учился только на отлично. Цинга косила поголовно всех: Еременко купил килограмм лука. Съедал по луковице в день, запивал стаканом воды и, слава богу, избежал коварной болезни.
На плече — сумка с красным крестом
После окончания учебы, в 1939 году, Константина направили в Щербиновский район: здесь он возглавил фельдшерско-акушерский пункт. В ноябре Еременко призвали в армию. В товарняке ехали новобранцы в Белоруссию, на одной из остановок увидели девушек в красных косынках и лаптях. Для кубанцев лапти казались диковинкой, пережитком прошлого. Но ничего не попишешь: юные делегатки (так называли комсомолок-агитаторов), писаные красавицы, гордо шагали по земле, щеголяя новыми, искусно сплетенными лаптями. Они помахали новобранцам руками, пожелали им счастливой службы.
В Западной Белоруссии, совсем рядом с Брестом, началась служба нашего земляка. Его определили фельдшером в госпиталь, там Константин лечил больных красноармейцев. Старательному профессионалу предложили направление на учебу в высшее учебное заведение. Руководство считало, что из Еременко получится толковый кадровый военный: специалисты были необходимы армии как вода и воздух. Только молодой человек мечтал о медицине, да и родная Кубань не оставляла душу: снились ее луга, реки, сады. Не выходили из головы родители: им необходима его помощь и поддержка.
Срок демобилизации приближался. В ноябре 1941 года Константин Еременко завершил бы службу, но все вышло по-другому, как в страшном сне.
21 июня 1941 года Константин Дмитриевич дежурил в госпитале. Бойцы и офицеры танцевали на площадке с местными девушками, под гитару и баян пели песни, шутили, смеялись. В это же время крутили всеми любимый фильм «Чапаев». Костя до полуночи разговаривал с офицером, находившимся на лечении в госпитале. Мечтали, как изменится жизнь страны к лучшему, как наберет она силу и мощь.
На рассвете севернее Бреста замерцало огромное огненное зарево, разнесся окрест грохот канонады. В начало войны не поверили. Поскакали на конях в город на станцию, там немецкие самолеты бомбили вагоны, но все решили, что идут учения, приближенные к настоящей боевой обстановке.
Командир отдал приказ о построении в походную колонну. Больных солдат в госпитале решили покормить. Только накрыли столы, как завыли бомбардировщики, застрочили пулеметы. Все быстро стали в строй и маршем зашагали по дороге. А над колонной летают самолеты, разносятся пулеметные очереди. Правда, обстреливали строй сбоку, по бойцам еще не стреляли. Шутили враги таким образом. А вот во второй заход вражеские пилоты сбрасывали бомбы уже на людей.
У Константина Еременко через плечо висела сумка с красным крестом, минимум медикаментов, оружия никакого. А вокруг окровавленные тела, изувеченные, страдающие люди, много убитых. Рвутся ящики со снарядами, летят осколки, поражая живые мишени. Друг предложил Константину коня, чтобы он быстрее добрался до большого скопления раненых. Но Еременко пожалел его, раненного в ногу, усадил на лошадь и приказал нестись вскачь к пункту доставки раненых. Только не удалось бойцу спастись. Снаряд, разорвавшийся рядом с всадником, унес жизни и солдата, и коня.
Страшная жизнь в концлагере
Прицельная и беспощадная стрельба велась с польской территории. В этом котле смерти казалось, что спастись невозможно. Тяжело ранило и Константина Дмитриевича. Походный лазарет разбомбили: всех живых фашисты взяли в плен. Избивая, глумясь, гнали и контуженого Еременко. Страшная жизнь концлагерей — она правдиво и досконально описана в статьях журналистов, отображена в документальных и художественных фильмах. Все это выпало на долю простого крестьянского парня.
В 24 года, изувеченный ранениями, Константин Еременко из последних сил помогал красноармейцам, оказавшимся в плену. Его звали братишкой, доктором, просили сообщить родным о тяжелом ранении, о смерти. Какое там сообщить. Все они были вычеркнуты из жизни. Тяжелораненых пристреливали, уничтожали ослабевших от голода и болезней. Нельзя было упасть — добивали безжалостно, затравливали собаками. Костя хорошо знал немецкий язык, изучал его на курсах, прекрасно понимал, о чем говорят гитлеровцы, как мог, стремился предотвратить их коварные планы, но чаще всего это не удавалось.
Несколько раз пытался сбежать из плена. Жестоко за это избивали, заковывали в кандалы, оставляли без еды и воды, но физические мучения не могли истребить мучения душевные: он в плену, он не уничтожает врагов, не приближает победу.
Из разговора фашистов Еременко понял однажды, что гитлеровцы терпят поражение за поражением, об этом говорило и то, что военнопленных перемещали из лагеря в лагерь, а потом стали готовить к массовому уничтожению. Крематорий работал беспрерывно.
Константину и нескольким его друзьям удалось сбежать, на сей раз очень удачно: попали они к американцам, которые передали их в советскую зону. Жестокая фильтрация, допрос за допросом, презрение и недоверие. Беспощадная проверка не щадила исстрадавшихся людей.
Константин Еременко рассказывал все достоверно, не лукавил, не фальшивил. И надо же — поверили!. Его допустили к военной службе: зачислили переводчиком в контрразведку. Опять пошли военные будни в Германии, на чужбине, а так хотелось домой, на Кубань, услышать родную балачку, упасть на зеленую траву, искупаться в речке. Еременко написал письмо самому Берии: будь что будет!
Горячий Ключ — родной и любимый
В 1948 году получил разрешение на отъезд. Перед дорогой купил микроскоп (ведь мечта о медицине не покидала его). Справка о покупке хранится в музее школы № 1.
В поезде вместе с Константином ехала медсестра из Горячего Ключа Денисова. Она так вдохновенно описывала красоту родных мест, рассказывала о выгодном географическом положении поселка: море, краевой центр — все рядом. Ее рассказы запали в душу: поселок Горячий Ключ как живой стоял перед глазами.
Погостив в родной станице, Еременко попросил крайздрав направить его на работу в Горячий Ключ. Так состоялась встреча Константина Дмитриевича с полюбившимися навсегда местами в окрестностях Псекупских минеральных вод, с поселком, ставшим родным и любимым.
Работал сначала по медицинскому профилю, потом перешел в школу № 27 (теперь это школа № 1). Преподавал немецкий язык, а потом стал вникать в историческое прошлое Горячего Ключа, встречаться с людьми, увлек историческими и краеведческими исследованиями школьников. Походы по местам боев юные краеведы вместе с учителем проводили регулярно. Они обнаружили места захоронений бойцов и командиров Красной Армии, установили памятники.
Константин Дмитриевич не знал усталости, поиск героев битв за Горячий Ключ вдохновлял его. В семидесятые годы им создается школьный музей: поистине равных ему по оформлению и содержанию не было в крае среди школьных музеев. Сам создавал экспозиции, мастерил макеты блиндажей, орудий, изготавливал стенды.
Со всех уголков огромной страны полетели в Горячий Ключ письма, вслед за ними стали приезжать родные погибших бойцов, оставшиеся в живых красноармейцы и офицеры. Торжество подвига и благодарной памяти гремело окрест.
Еременко стоял на этих встречах в сторонке, скромно молчал, словно и не был причастен к исследовательской работе, но за рамками мероприятий продолжал встречи, все записывал.
Константин Дмитриевич и поколение молодежи 60-70-х годов восстановили многие страницы героической истории Горячего Ключа. Учитель написал повесть «Красные маки». Это рассказ о жизни казаков, о трагедии, что настигла их в 1917 году.
Давно нет рядом с нами этого замечательного человека, но хранятся его очерки, заметки, фотографии; его ученики не забывают походы, встречи.
Жив, жив настрой Константина Еременко, жива память о нем. Ей не иссякнуть, не померкнуть. Гори, гори, его звезда милосердия и самопожертвования. Имя почетного гражданина города Горячий Ключ занесено на Доску Славы, которая установлена в самом центре нашего города, у Вечного огня.
Галина МАМАЙ
