«В темные времена хорошо видно светлых людей» — эта цитата принадлежит перу немецкого писателя Эриха Марии Ремарка. У беды и у самоотверженности нет национальности. Во все времена и во всех странах находились герои, которые ради светлой цели шли навстречу смертельной опасности и делали то, что должны были делать, дабы (в первую очередь в глазах собственных) оставаться человеком с чистой совестью и с чувством исполненного долга, какие бы страшные последствия ни влекли их решения.
В городском историческом музее бережно хранится копия рукописных воспоминаний Таисии Варибрус. На двенадцати страницах школьной тетради она рассказывает о жизни и подвиге скромного горячеключевского фельдшера, который во время войны рисковал своей жизнью, для того чтобы спасти маленьких пациентов санатория, оказавшихся, как и он, в оккупации. Вот что еще Таисия Варибрус вспоминает о своем отце Мефодии Ивановиче и о страшном периоде, когда вокруг хозяйничали фашисты:
«В эти мрачные дни немецкой оккупации все трудоспособное население поселка (Горячий Ключ) должно было нести трудовую повинность. Ежедневно все обязаны были выходить утром на наряд и получать какую-нибудь работу. Были случаи, когда человека посылали на физическую работу, с которой он по состоянию здоровья не мог справиться. Немцев совсем не интересовало ваше состояние здоровья, а приказали — значит, иди и работай. И тут отцу удавалось иногда выручать людей: он, как фельдшер, подтверждал, что человек болен и работать не может.
Не один раз ходил отец под осколками мин оказывать помощь раненым жителям поселка…
…Отец мой был скромным тружеником. В Горячем Ключе он проработал свои последние 28 лет. Немало вспоминается случаев, когда в полночь звали к больному. Мама, бывало, скажет, что подождал бы утра, ведь на дворе непогода и тьма на улицах. Отец отвечал: «Больной человек не может ждать».
Брал палку и уходил из дому. К людям отец относился мягко. Был приветлив и внимателен. Часто мы слышали и до сих пор еще (хотя отца нет уже с 1951 года) от жителей Горячего Ключа слова благодарности отцу.
Людям помогал не только лекарствами, больше, может быть, добрым словом, приветливым взглядом, убеждением. Вот за что его любили и сейчас вспоминают благодарным словом.
Недавно гр. Гусейнова, мать большой семьи, рассказала мне, как во время войны лежали больные ее дети. В маленьком тесном жилище была большая нужда. Детям, кроме лечения, необходим был сахар, в котором тогда была нужда. Отец ходил в эту семью, лечил детей и поддерживал их медом (тогда отец купил для себя улей пчел).
Кроме своей непосредственной работы в амбулатории, отец любил общественную жизнь и работу и уделял ей много времени. Много лет он был бессменным председателем райкома союза медработников…
Часто домой к нам приходили, помню, его товарищи по работе из больницы, из санаториев, просили вмешаться в спорный вопрос.
И отец всегда руководствовался чувством справедливости, всегда оставался непоколебимо принципиальным человеком.
Вся жизнь моего отца была для меня наилучшим примером того, как надо жить и работать».
Сотрудники городского музея продолжают вести исследовательскую работу, в результате которой обнаруживают все новые факты из жизни детей, спасенных отважным фельдшером, да и летопись города заполняется новыми страницами с описанием исторических событий. Своими находками они делятся на страницах аккаунтов в соцсетях. Вот, к примеру, что они сообщают о малышах, спасенных Мефодием Ивановичем Варибрусом.
«Список детей из блокадного Ленинграда, которые остались в городе, появился благодаря Анне Сергеевне Петряевой (в девичестве — Бурлаченко). До войны она работала пионервожатой в местном детском доме, потом окончила педучилище, занималась в аэроклубе. В годы войны она была участницей партизанского отряда. Анна Сергеевна вспоминала:
— В августе 1942 года вместе с батальоном (по приходу немцев) отряд ушел в горы. По заданию партизанского командования я ходила в разведку в г. Горячий Ключ, т. к. я местная жительница и знала все выходы и входы в лес. Первое задание было узнать подробности об эвакуированных ленинградских детях, оставленных на территории санатория № 2. Когда я пришла к детям, ухаживал и лечил их Варибрус М.И. Возраст детей был от года до семи лет. Документов на детей не было. В свалке нашла больничную книгу со списками на питание. Вырвала страницу, где были представлены фамилии, имена и возраст ребят. Но список списком, а кому из детей какая фамилия принадлежит? С Галей Шустовой проще всего. Годовалая девочка еще не умела как следует говорить и была одна-единственная в таком возрасте. А как быть с другими?
Анна Сергеевна решила провести эксперимент, который мог бы кое-что разбудить в памяти ребят. Отходила от них в противоположную сторону комнаты и, не глядя, называла имя и фамилию:
— Нина Васильева. Васильева Нина… Васильева…
— Дети прислушивались, — рассказывает Анна Сергеевна. — Настороженно молчали. И вдруг девочка, которую звали Ниной, направляется ко мне.
— Ты что, девочка?..
— Я — Нина Васильева…
И так было со всеми.
Анна Сергеевна потом переписала этот список в нескольких экземплярах — часть из них она раздала, а один положила в бутылку и закопала под зданием больницы на территории санатория.
После войны Анна Сергеевна долгое время работала воспитателем в Отрадненском детском доме. По всей стране разбросала судьба ее воспитанников. Но для каждого Анна Сергеевна оставалась доброй наставницей и матерью».
