Среди одиннадцати блокадников и защитников Ленинграда, проживающих сейчас в нашем городе, есть Михаил Яковлевич Дубинин, которому в этом году исполнится 99 лет. Дата солидная даже для ветеранов войны, и очень хотелось встретиться с этим человеком, чтобы из первых уст услышать о героических подвигах солдата Красной Армии и его сослуживцев.
Родом с Кубани
Михаил Дубинин родился в 1921 году в станице Воздвиженской Курганинского района, так что ощущает себя коренным кубанцем. Эти земли успешно осваивали его дед и прадед, а последний, кстати, служил в полку великого военачальника Александра Суворова и после присоединения Крыма и Правобережья Кубани по манифесту Екатерины Второй остался здесь, как он сам говорил, казаковать.
В 1937 году Михаил поступил в Сталинградский автотракторный техникум (ныне Волгоград), а через два года по комсомольскому набору ушел служить на Балтику. Такая миссия в те годы являлась своеобразной формой шефства над флотом и считалась довольно почетной. В Кронштадте юному Михаилу посчастливилось попасть в учебный отряд Краснознаменного Балтийского флота — школу оружия имени Сладкова, и это тоже был счастливый билет.
Первые уроки мужества довелось пройти еще до начала Великой Отечественной войны, когда осваивал лыжи — вид спорта, непривычный для кубанца. Такие навыки требовались, чтобы отбить у финнов Выборг, ранее находившийся в составе Российского государства. И кто знал во время этой Зимней вой-ны, что именно Выборг буквально через год придется еще раз отвоевывать красноармейцам, уже от войск гитлеровской Германии.
На линкоре «Марат»
Окончание школы оружия предопределило дальнейшую службу молодого бойца — его приняли на один из самых крупных кораблей Военно-морского флота СССР — линкор «Марат». Шел уже второй год службы Михаила Дубинина на этом легендарном корабле, когда его сверстников только начали призывать в армию, однако и им довелось тогда не просто «понюхать пороха», но и отбивать массированные удары агрессора. Стояло лето сорок первого года, и немецкие войска планомерно осуществляли задачу стремительного продвижения вглубь страны.
В сентябре 1941 года немецкая авиация совершила три коварнейших «звездн ых» налета на Кронштадт, на форты и корабли, располагавшиеся у его пристаней и вокруг Котлина. У берегов Котлина в те дни стоял не только «Марат», здесь находилось целое скопление кораблей. Вот как вспоминает Михаил Дубинин те дни:
— Было утро… Стояла тишина. И тут… полетели немецкие военные самолеты и начали бомбить, а я сидел на корме и с ужасом наблюдал за ними. Смотрю, бомбардировщик выбросил пять снарядов, один здоровенный, а четыре маленьких… Успел тогда подумать: если по ту сторону трубы упадут — не мои, ну а если по эту… Упали по ту сторону… Корабль тогда чуть содрогнулся, задрожал, и на меня поползли черные клубы дыма…
Историки утверждают, что 21 сентября к Кронштадту прорвалось 180 меченых свастикой самолетов. В течение всего дня не прекращалась воздушная тревога, и небо было черным от бомбардировщиков. Группами по 30-40 машин они устраивали «карусели» над целями, поочередно с воем ложились в пике и бросали бомбы. Вода в гаванях закипала, земля сотрясалась от взрывов. Но враг метил не только в корабли. Он хотел уничтожить весь Кронштадт, и в первую очередь его артиллерию и Морской завод. Превратились в развалины заводские цеха и жилые дома, перестали действовать водопроводная и электрическая станции, был разрушен приемный покой и терапевтическое отделение Морского госпиталя.
Самым тяжелым днем для Балтийского флота стало 23 сентября. Базу бомбили сотни пикирующих бомбардировщиков, идущих с разных направлений. Они сыпали бомбы на крепость, на гавани и рейды, на пирсы подводных лодок, на позиции артиллерийских батарей, на Морской завод, в доках которого уже стояли поврежденные корабли… Тяжкие раны получил тогда и «Марат» — линкору оторвало носовую часть до второй башни.
— Взрыв колоссальной силы потряс гавань и осветил заревом весь город, — вспоминает Михаил Яковлевич, — столб пламени и черного дыма поднялся высоко в небо. Уже позже я узнал о том, что в ту минуту на линкоре погибли более трехсот человек, в том числе командир корабля и комиссар. Корабль словно разрезало, и балки, шлюпки — все посыпалось в воду, началась страшная паника, и я тоже оказался в воде. Смерть была повсюду, и в воде тоже. Я барахтался в страшном месиве, где плавали и люди, и осколки корабля, выныривал и… уже многих не видел, коварная волна тянула их на дно. Изо всех сил старался не останавливаться, а куда-то плыть, и Бог мне помог — почувствовал под рукой кусок бревна и крепко вцепился в него, чтобы передохнуть. Разгоряченное тело потихоньку остывало в холодной Балтике, там было не больше восемнадцати градусов, но я не сдавался и продолжал держаться на воде. Мне посчастливилось, часов через десять подобрал катер.
В блокадном Ленинграде
Боец Михаил Дубинин служил в отряде обороны Ленинграда. Из тех, кто остался в живых после сентябрьских налетов немецких бомбардировщиков, создали железнодорожную артиллерию. На платформах установили морские дальнобойные пушки, а они бьют на 30-35 километров, и поставили перед бойцами задачу приостановить натиск врага на Ленинград. Немецкая артиллерия тогда стояла недалеко от красноармейской и частенько открывала огонь в самую неподходящую минуту: то пообедать солдаты соберутся, а то и вздремнуть в ночи, а тут — оружейные залпы.
Наши бойцы стояли тогда в новом Торговом порту, словно отрезанные от мира. Порой чувствовали, что иссякают снаряды, а подкрепления нет, и тогда стреляли только по особому приказу — три снаряда и пауза, потом — еще три.
С осени сорок первого Михаил Дубинин, как защитник Ленинграда, получал самый большой паек хлеба — 250 граммов в день. По счастливой случайности, в распоряжении солдат остался мешок дробленого гороха, и старшина сообщил им о том, что один раз в день будут варить кашу.
— Трудно было назвать это кашей, — рассказывает Михаил Яковлевич, — я ее запомнил на всю жизнь. Нечто жидкое желтого цвета разливали даже не в котелок, а в его крышку, и то по рубчик. Я тогда не спал ночами, в голову лезли разные мысли. Думал, ах, какие мама пекла пирожки! А какой борщ варила! А какое жаркое со свининой! Сейчас я не ем горох, и если бы кто из домашних сказал, что сварит из него суп или кашу, не знаю, как бы отреагировал на это…
Михаила Дубинина частенько посылали в штаб дивизиона, а он стоял на Варшавском вокзале в подвалах.
— Бывало, иду, — вспоминает ветеран, — а там люки открытые, в них вода, а рядом снег примятый, с ледяной коркой. Очень легко поскользнуться и упасть. И каждый раз вижу, что лежит то один человек, а то и двое… Подойду, помогу подняться, потом доведу до дома. А он обнимет меня и обязательно спросит, когда же мы отгоним немецкого гада? Даже сейчас, каждый раз, увидев открытые люки, вспоминаю блокадников.
— Однажды дали нам команду замаскироваться, — продолжает вспоминать ветеран Дубинин, — а мы уже нутром чувствовали, что идет подготовка к прорыву. На некоторое время затаились, а двадцать пятого января открыли огонь по Красному селу, где и были сосредоточены немецкие штабы и склады. После этого массированного удара наша Красносельская бригада получила звание первой гвардейской краснознаменной. Однако немцы не сдавались, они вновь пошли в наступление и выбросили нас на Выборг, так что пришлось отвоевывать его уже во второй раз.
Бригада, в которой служил Михаил Яковлевич, дошла до немецкого Мемеля, ныне литовский город Клайпеда, а потом, разбив гитлеровские войска, вернулась снова в латвийский Лиепая, где и закончила войну.
Домой! В родные места!
Боец Дубинин демобилизовался в 1946 году и приехал на родину. А вскоре вызвали его в райком партии с предложением занять должность инструктора в райисполкоме. Поначалу стушевался, мол, только и умею, что воевать, но, подумав, что научиться можно всему, заступил на должность. А уже позже, когда работал заведующим отделом кадров, получил направление в партшколу в Геленджике, после окончания которой стал заведующим парткабинетом горкома партии. Возможно, Михаилу Яковлевичу и в дальнейшем сопутствовала бы удачная партийная карьера, если бы он не поменял свою линию жизни.
В один прекрасный день решился враз уйти от кабинетной работы и махнул к двоюродному брату в Широкую Балку. А тот дал дельный совет, мол, от сидячей работы только болезни, если хочешь заняться мужским делом, то иди на нефтяной промысел. Вот только земля здесь уже устала от рук человека, зато в Горячем Ключе добыча нефти только начинается, так что поезжай туда и будешь при деле.
— Все получилось очень быстро, — вспоминает Михаил Яковлевич, — меня, как говорили тогда, «из белых воротничков» — да в помощники оператора, а это — там подотри, туда принеси… И тут опять вызвали в райком партии, мол, забирают и меня, и жену, в Курганинский райком партии. И поставили еще одно условие, мол, учиться надо…
В райком он тогда не поехал, а вот второе пожелание выполнил, поступив в Краснодарский монтажный техникум, его вечернее отделение было тогда в Горячем Ключе. На службе тоже произошли перемены — поднялся до оператора четвертого разряда, иногда заступал дежурным инженером, а, подменяя мастеров, так и остался в этой должности, когда один из специалистов ушел на пенсию. Пятнадцать лет Михаил Дубинин проработал мастером по добыче нефти, пока сам не ушел на заслуженный отдых, а было это в 1976 году.
Время учебы в партшколе тоже не прошло бесследно, именно там и произошло очень важное событие в жизни Михаила — знакомство с милой девушкой Тамарой, служившей юной зенитчицей в отряде красноармейцев, охранявшем Краснодарский аэродром от бомбежек. Со своим отрядом она отбивала от немецких захватчиков Церковную горку в Туапсе, которую за столь ратный подвиг и назвали после этого Горкой Героев, а в последние годы войны прошла через станицу Крымскую в Крым, а позже — в Румынию, Болгарию и Австрию, закончив службу в Югославии.
С Тамарой Николаевной прожил он до самой смерти супруги.
— Шестнадцать лет, как нет со мной Тамары, — с горечью вспоминает Михаил Яковлевич, — а все не могу к этому привыкнуть. С ней я мог спорить, советоваться, договариваться о чем-то и что-то решать… А сейчас ничего этого нет, сижу на крылечке, смотрю на сад и разговариваю с ней… мысленно.
Супруги Дубинины вырастили двоих сыновей. Старший, Александр, окончил Краснодарский институт физической культуры и учит боям без оружия десантников. Живет в Москве, но подумывает о том, чтобы переехать в Краснодар. Младший, Виктор, окончил университет нефти и газа имени Губкина в Москве, работал начальником подземного газового хранилища в Калуге, потом переехал в Москву. Частенько навещает отца, особенно весной, когда нужно удобрять землю и опрыскивать побеги, и осенью, когда самое время собирать виноград. А у детей выросли свои дети, получается, уже внуки, и есть даже правнучка. О них тоже размышляет Михаил Яковлевич, когда сидит на крылечке или на веранде, которая из его комнаты выходит в сад. Так было задумано еще при постройке большого дома — чтобы отцу было максимально комфортно. Именно здесь находится самая удобная позиция, с которой можно любоваться буйным цветением деревьев, а затем и созреванием на них плодов. Жизнь продолжается!
