«Верьте мне, вечному рядовому Победы!»

Встречи с Альбертом Николаевичем Боровцом меня всегда радуют. Боевой солдат Великой Отечественной войны, он бодр и оптимистичен, любит молодежь, часто рассказывает о дорогах войны, о мужестве и отваге. Его энергия передается и нам. Недавно Альберт Николаевич рассказал, как в Великую Отечественную войну советские солдаты вызволяли из окружения поляков, сражающихся против гитлеровцев. Я постаралась записать его рассказ.

— На фронт я отправился в 17 лет, прибавив себе год для верности. Не откажут — возьмут в армию, успею фашистских гадов еще уничтожить немало.

Отец мой ушел воевать в сентябре 1941 года. Мы жили тогда в Пятигорске. Батя отправился на боевой фронт, а я пошел на трудовой. Все для фронта — все для Победы. Мы, подростки, трудились не покладая рук и мечтали о сражениях с врагами, сильно мечтали об этом. Только летом 1942 года пришли в Пятигорск оккупанты. Злобные. Их план молниеносной войны терпел крах. СССР оказался крепким орешком, не раскусишь, зубочки поломаешь.

Однажды я решил напиться воды, подошел к колонке, наклонился, зачерпнул водички в ладони — и вдруг резкий удар по голове и дикий крик: «Русс швайн! Прочь!» Следом еще удар. Да бьет со всей дури, не жалея сил. Драться и отвечать фрицу было нельзя: пристрелит. Ушел я прочь, а в душе ненависть клокотала. Получишь свое, вражина, узнаешь, как русс швайн погонит тебя прочь со своей земли!

Через шесть месяцев фашисты драпанули из Пятигорска, а мне выдали солдатскую форму, лопату, ружье и противогаз, да еще вещевой мешок. Все, служи, солдат, не дрейфь. Выкладка у тебя полная, полнее не бывает. Я был счастлив. Радовался как ребенок. Старослужащие фронтовики нас жалели: «Зеленее не бывает солдатушек, но ничего — прорвемся».

В пехоте я служил: уж наползался, набегался и напрыгался. И по-пластунски, и с кувырками, и с прыжками передвигался. Ружье как приклеилось ко мне — не оторвешь.

Сейчас поляки нас агрессорами зовут. А в войну на польской земле шли ожесточенные бои. Гитлеровцы просто остервенели. Много наших ребят полегло, очень много. Однажды пришло донесение, поляки просят помощи, фашисты окружили их, вражеское кольцо сжимается. Еще немного и конец полякам. А у нас был такой психологический прием: сидим в окопах и дружно кричим «Ура», как будто идем в наступление. Гитлеровцы боялись наших атак, замирали. А мы опять: «Ура!» — да еще и постреливаем, правда, лениво постреливаем. Когда фашисты окончательно перетрусят, мы рванем вперед уже по-настоящему, стремительно, жестко. Вот и к полякам на помощь мы мчались, не жалея своих жизней. Заняли немецкие окопы, а там столько свалено раненых и убитых фашистов, просто невероятно много. Вповалку лежат. Некоторые лопочут: «Гитлер капут. Гитлер капут». «Да знаем мы, что капут. Вы-то зачем еще воюете, гады?» Окопный бруствер у нас за спиной, и мы вынуждены стоять на убитых фрицах, потому что окоп — хоть какое-то укрытие от пуль, хотя очень даже малое в тот момент.

Какая жестокая вещь эта война, в окопе умирали молодые немцы, совсем мальчишки, как и мы. Но рассуждать и спасать их было некогда. Шел бой. Жизни поляков висели на волоске, да и наши тоже. И тут, хромая, спотыкаясь и падая, к нам бежал человек. Он кричал: «Не стреляйте! Не стреляйте! Я поляк, я поляк!» Мы его подхватили, посоветовали бежать к нашим санитарам, предупредить их, что здесь много раненых немцев. И вдруг я вижу, как откидывается голова моего друга и изо рта льется струей кровь, вражеская пуля попала ему в рот, пробила шею. Мне нельзя нести друга к санитарам, пристрелят свои как дезертира. Звучит команда: «Вперед! В атаку!» И я несусь прочь от раненого товарища. Но наши санитары вынесли его с поля боя. Успели. А мы успели разорвать фашистскую цепь и спасти жизни полякам. А наших ребят много полегло тогда на польской земле. Грех им шельмовать память этих героев, освободивших Польшу от гитлеровцев. Большой грех.

Участвовал я в боях на германской территории, сражался в Чехословакии, там был ранен. Когда подлечился и нашел своих, то обратил внимание, что из 80 человек только шесть было наших, прежних ребят. А где же остальные? Ответ был простой: убиты и ранены. Представляете, мы потеряли 74 человека.

Шесть лет я служил в Западной Украине — это особая история, трудная и опасная. Мне тяжело слышать наветы на советских солдат. Очень горько. Мы жизней не жалели ради мира, а нас кличут агрессорами, захватчиками. Помню, как в Чехословакии мы братались с американцами. Они нас обнимали, жали руки. «Друг! Друг!» — звучало окрест. Угощали нас пивом, а мы их коктейлем: пиво плюс русская водочка. Американцам нравилось: «Гуд! Гуд!» Вместе «Катюшу» пели, «Синенький платочек», «Землянку», у некоторых американцев глаза стали влажными. Растрогались парни от всей души! А мы выводим наши песни на простор, они нам подпевают, и казалось, что Америка и СССР — друзья навеки. А ведь это будет, ребята, будет. Верьте мне. Старому солдату, вечному рядовому Победы!