Великая Отечественная война. Что мы знаем о ней? Книги, фильмы, исторические хроники… Все они повествуют о событиях, происходивших где-то далеко. А меж тем в Горячем Ключе, его станицах и хуторах во время оккупации велась подпольная работа. Местные жители под пристальным вниманием фашистов находили возможность приблизить Победу. Они вели агитационную работу, добывали секретные данные и передавали важные сведения связным. Многие из них за это поплатились своими жизнями. Предлагаем вниманию читателей статью научного сотрудника городского исторического музея Сергея Безуха, в которой он рассказывает о наших землячках, казненных фашистами в машинах-душегубках.
Карательные меры
Большая война пришла в Горячий Ключ на закате лета 1942 года. С 19 августа 1942-го по 28 января 1943-го года жители Горячего Ключа и окрестных станиц терпели унижения и издевательства немецкой оккупационной власти. Большинство мужчин, способных постоять за себя и свою Родину, сражались на фронте. Дома и семьи осиротели без мужских рук: женщинам приходилось в одиночку растить детей, работать на полях, управляться с домашним хозяйством. Многие к тому времени уже оплакали погибших мужей и сыновей. Казалось бы, что ворвавшиеся к ним в жилища фашистские захватчики могли безнаказанно творить свои черные дела. Но и со стороны женщин, стариков и даже детей они встретили такое сопротивление, какого не знали ни в одной занятой ими ранее стране.
Остановившись перед Кавказским хребтом и поняв, что дальше пути нет, немецкий режим приступил к карательным мерам. Первые аресты среди населения начались уже в сентябре, а затем, чем ближе подступали советские войска, давление полиции и гестапо усиливалось. Оккупанты стремились уничтожить всех неугодных и подозрительных. Известно, что самые массовые аресты, пытки и издевательства как в Горячем Ключе, так и в других соседних районах начались именно в январе 1943 года. Многие подпольщики да и безвинные люди не дожили до освобождения всего несколько дней.
Встреча с партизанами
Клюсова Софья Григорьевна родилась в многодетной армянской семье в 1907 году в станице Ахтанизовской. Рано потеряв мужа, мать с Соней переехали жить к старшей дочери, учительнице, вышедшей замуж в Горячем Ключе. После окончания школы Софья обучалась на курсах медицинских сестер, но не успела их окончить в связи с замужеством. Поступив на работу в трест «Табаксырье», она выполняла канцелярскую работу. Часто ее как грамотную машинистку приглашали на время и в редакцию районной газеты, и в милицию, и в НКВД.
С началом войны мужа Софьи, как негодного к службе, отправили работать в глубокий тыл, а она осталась с дочерьми Аней 14-ти лет и семилетней Людой в поселке. С приближением фронта летом 1942 года началась эвакуация органов власти, но некоторых надежных партийных работников и активистов оставляли для организации подполья. Возможно, и Софья была из их числа, хотя точных сведений об этом нет.
По приходу немцев она с дочерьми переселилась в маленькую летнюю кухню — почти сарай. Под кроватью вырыли окоп для укрытия от обстрелов. В их дом, частично поврежденный попаданием снаряда, поселился раненый немецкий солдат, гордо заявивший о своей принадлежности к фашистской партии.
Нехватка продуктов давала о себе знать: оккупанты запретили жителям собирать урожай на полях, а дойную козу вскоре забрали. Софья тайком выбиралась на брошенные поля, собирая понемногу то застарелые огурцы, то баклажаны, то полупустые стручки фасоли. Во время одного из таких сборов на окраине Заречья ее и окликнули наши разведчики из партизан, сказали, что ранее пытались проникнуть к ней домой, но не смогли. Софья ответила на их расспросы о немцах, их порядке и правилах, передала партизанам собранные овощи.
Вскоре ее заставили работать машинисткой в гражданской управе и полиции, наверняка этот шаг со стороны молодой женщины был осознанным. На такой работе можно было получать гораздо больше сведений об оккупантах. Да ведь и не зря искали встречи партизаны именно с ней.
Софью увезли в гестапо
Об активной и непримиримой позиции Софьи в отношении оккупации говорят и другие факты. Так, имея неплохой голос, она пела в церковном хоре станицы Бакинской. Однажды, вернувшись из станицы, она с возбужденной радостью поведала дочерям, как в церкви просила людей о единении против фашистов; а когда хор запел во весь голос «Многие лета», зашедший немецкий офицер испугался поднимающегося бунтарского духа этого гимна и разогнал всех по домам.
Во двор к Клюсовым стал приходить немецкий солдат, разговаривавший по-русски. По профессии он был учителем и объяснил, что хочет лучше выучить язык. Провокатор это был или честный человек, теперь уже неизвестно. Однажды, находясь в подавленном состоянии, немец признался Софье, что верит в победу русских. Он увидел убитую русскую снайпершу и не понимал, как женщина может пойти добровольно на фронт. Софья ответила, что если бы ее мужа убили, она также пошла бы воевать.
В сентябре начались первые массовые аресты попавших под подозрение в лояльности к советской власти: так в подвалы Бакинской комендатуры на две недели попали Марфа Балясная и другие женщины, правда, некоторых потом отпустили.
В кухоньку Софьи поселились два солдата-словака. Хозяйка упрекнула их: мол, как же вы славяне воюете против русских! Те ответили, что на их родине немцы сожгли целое село, жители которого отказались поступить в немецкую армию. Клюсова несколько раз с этими солдатами ходила в какой-то дом, где собиралось много словаков. О чем там шли разговоры, неизвестно. Но, когда в середине января 1943 года оккупанты стали готовиться к отступлению, словаки сказали Софье, что воевать против русских больше не будут.
Утром 17 января прямо на работе в управе за Клюсовой пришли жандармы. Она только успела передать второй машинистке, чтобы дети принесли ей еду и одежду. Вскоре они прибежали с узелком в руках к конторе «Табаксырья», где арестованных грузили в машины. Среди них были Илющенко В.М., Балясная М.Е., Евдощенко Е.Г., Зайченко Георгий. Клюсова бросилась обнимать детей, а маленькая Людочка расплакалась так сильно, что из пупочка пошла кровь. Со второго этажа складов стали выглядывать рабочие, кричали взрослые и дети — все понимали, что это расставание навсегда. Не выдержавший нервного напряжения водитель резко надавил на газ и машина рванула из поселка.
Уже потом один из жителей Саратовской сообщил, что арестованных увезли в гестапо в Краснодар. Софью Клюсову казнили в душегубке — автомобильной газовой камере.
Больше маму дочь не видела…
Евдощенко Елена Григорьевна родилась в Горячем Ключе в 1902 году в многодетной крестьянской семье. Как принято в больших семьях, рано приобщилась к труду, не чуралась никакой работы. Замуж вышла за плотника, супруги растили двоих детей: Сергея и Нину. В первые годы советской власти жизнь была непростой. Трудолюбивая Елена работала уборщицей одновременно в магазине и в народном суде. За исполнительность и активную общественную позицию была избрана делегатом, получила удостоверение и красную косынку, которую с гордостью носила каждый день.
В те годы, следуя идее раскрепощения труда женщин и вовлечения их в общественную жизнь, активные девушки избирались делегатками от нескольких жилых кварталов для представительства в Институте делегаток. Агитпром проводил с ними политические занятия, информировал о методах работы с населением, доводил постановления и декреты партии и правительства. Делегатки как представительницы беднейших слоев населения участвовали в различных собраниях и обсуждениях текущих хозяйственных вопросов, кампаниях по хлебозаготовке и коллективизации, проводили сходы женщин на своих кварталах. К началу войны Елена была избрана уже депутатом поселкового Совета.
Ее муж был призван на фронт и погиб в боях под Сталинградом. Оставшись одна с двумя детьми, она не бросила общественную работу, продолжала помогать людям и участвовать в жизни поселка. Видимо, это и повлияло на ее дальнейший выбор.
Новый немецкий порядок не позволял жителям собирать пропитание на брошенных полях, поэтому тревога за голодающих детей и за свою судьбу, конечно, не оставляла ее ни на минуту: она понимала, что немцы не пройдут мимо депутата поселкового Совета.
Однажды дочь Нина увидела, что мать, придя домой с подругой Клавдией Васильевной Кудлаевой, спрятала в бутылку все свои документы и закопала ее под верандой. Она не знала еще, что вскоре сожитель Клавдии поступит на работу в немецкую полицию… И, хотя первая волна арестов в сентябре 1942 года прошла стороной, она все-таки попала под надзор гестапо. А с наступлением наших войск в январе поднадзорных принялись уничтожать.
17 января Елена Григорьевна с Ниной гладили белье в доме, когда к ним зашли полицай Будник с еще одним жандармом и приказали собираться.
Накинув пуховый платок на плечи, мать вышла с полицаями из хаты, а дочь последовала за ней. Вдруг у веранды Будник наклонился и выкопал из земли бутылку с документами… Елену с Ниной привели к управе, которая находилась на углу улиц Красной (Ленина) и Лермонтова, там уже было много задержанных. Попросившись в уборную, мать вынула из кармана и выбросила под пол красноармейскую звездочку, затем сняла туфли и отдала Нине, а сама обула ее старые сапоги. Вскоре полицаи прогнали девочку домой и больше свою маму она не увидела.
После ареста матери испытания выпали и на долю детей: холодной зимой их выгнали из дома, а туда поселились Клавдия Кудлаева со своим другом-полицаем. Нина рассказывала, что еще несколько раз к ним приходил какой-то маленький человек в очках, расспрашивал о матери и с ехидцей успокаивал детей: мол, ваша мама скоро вернется, как только достроит переправу через Кубань. Но и Нина, и Сергей прекрасно знали: из Краснодарского гестапо никто еще назад не возвращался.
Так Елена Григорьевна Евдощенко пополнила этот страшный список жертв фашистской оккупации.
Продолжение статьи Сергея Безуха читайте в следующем номере «ГК»
