Замученные в душегубке

Предлагаем вниманию читателей продолжение статьи научного сотрудника городского исторического музея Сергея Безуха, первая часть которой была опубликована в прошлом номере «ГК». В ней речь шла о наших земляках, казненных фашистами в автомобильных газовых камерах.

«Я виновата, пусть меня и убивают»
По неточным данным, Марфа Евменовна Балясная, 1882 года рождения, в Горячий Ключ приехала с мужем из Украины. В гражданскую войну ее муж сражался в красногвардейском отряде, получил инвалидность из-за тяжелого ранения. У них было четыре сына и дочь. После смерти супруга и дочери она пыталась наладить жизнь с мужчиной по фамилии Кущ, но не могла смириться с его пристрастием к алкоголю. Он то уходил из дома, то вновь возвращался.
Марфа Евменовна неоднократно избиралась депутатом поселкового Совета, была и главой базарного комитета, тот есть вела активную хозяйственную деятельность.

Когда возникла явная угроза захвата поселка, партийные органы начали эвакуацию работников, имущества и документов. 18 августа к дому Балясной подъехала подвода с сидевшими на ней воспитательницей детского дома Лидией Андреевной Филь и ребятишками. Стали грузить свои вещи и Балясная с сыном Николаем. Однако один из подошедших к ним мужчин, известный ей как работник крайкома партии, обратился к ней: «А вы куда, Марфа Евменовна? Вам уезжать нельзя. Надо оставаться». Женщина забрала свои вещи, а подводы тронулись в сторону гор, увозя и сына Колю.

На первое время Марфа, опасаясь преследования новой власти, уехала в станицу Суздальскую, поселив в доме племянницу Галину и наказав ей сохранить жилье для сына. Но когда первые страхи перед оккупацией прошли, вернулась в поселок. Тут же к ней снова стал наведываться бывший сожитель Кущ, бахвалясь своим новым положением на службе в полиции и дружбой с самим старостой. Марфа же время от времени ходила в Заречье на мельницу. Там перед самой оккупацией поселился мельник, очевидно, что связь подполья осуществлялась через него.
Первый раз Балясную арестовали в конце сентября, вместе с другими ее на две недели кинули в подвал гестапо в Бакинской, почти не кормили, допрашивали и издевались. Но потом ее и некоторых других отпустили. Вернувшись домой, Марфа с радостью сказала племяннице, что теперь ее не должны трогать. Тем временем Кущ все чаще стал приходить к ним, требовал, чтоб его кормили. Марфа наказала племяннице не давать продуктов прихвостню, а запасы картошки спрятала.

В конце декабря Красная армия начала обстрелы Горячего Ключа, стало понятно, что близится наступление. Марфа Евменовна, вновь опасаясь ареста, спряталась в доме не кого-нибудь, а самого старосты поселка Матухина: она была дружна с его женой. Конечно, староста об этом не знал. Но вскоре полиция забрала ее племянницу, ее морили голодом, пытали, требовали назвать местонахождение тетки, пригрозив расстрелом. Марфа объявила своей спасительнице Матухиной, что не может подвергать жизнь молодой женщины угрозе из-за себя: «Я виновата, пусть меня и убивают. Сама пойду в полицию».

Но прежде Балясная вновь пошла к мельнику, где встретилась со связной разведчицей Марией Пятой. На обратном пути ее остановил Кущ и отконвоировал в «Табаксырье». Там, в подвале, ее подвергали жестоким истязаниям и пыткам, пока 17 января вместе с другими не отправили в Краснодар.

Сын Марфы Евменовны Николай после эвакуации в горы стал сыном полка НКВД, надел новую форму, получил автомат. 28 января он одним из первых переправился на понтонах через Псекупс, чтобы поскорее прибежать домой и увидеть мать. Тут до слуха молодого чекиста донеслось: «Вот и сын вернулся, а мать погибла…». Ноги понесли его к дому, но командир схватил Николая в охапку и приказал не отлучаться от штаба, пока не проведут расследование. Через три дня было установлено: Марфа Евменовна Балясная честно и до конца отдала свой долг Родине. Выполнили его и сыновья женщины, сражавшиеся на фронте: Иван — во флоте, Михаил — в партизанских дивизиях Ковпака на Украине, Николай — на Кубани. А предателей и полицейских прихвостней передали военному трибуналу.

Ученица церковной школы и коммунистка
Варвара Матвеевна Илющенко родилась в 1899 году в Крыму в крестьянской семье. Отучилась в церковно-приходской школе, работала, вышла замуж. В 1930 году с семьей переехали в ст. Саратовскую, а затем в Горячий Ключ. В 1928 году у них родился сын Витя, а в 1930-ом — дочка Зина, рассказом которой впоследствии и пополнилась история о трагической судьбе ее матери.

Семья устроилась прямо в санатории: муж работал поваром, а Варвара кочегаром, прачкой, кастеляншей, а затем и заведующей прачечным хозяйством. Жилье им выделили тут же, в маленькой хижине у электростанции, под лесом, на окраине курортного парка. По соседству с ними жили два добродушных старичка, один из которых — слесарь Надеждин, другой — хозяйственник Знаменко. Как выяснилось позже, будучи в немецком плену в Первую мировую войну, Надеждин много лет работал на немецкого помещика, принял для себя немецкий порядок, а в Горячий Ключ приехал прямо перед началом войны. Для чего? Не затем ли, чтоб сыграть свою роковую роль в дальнейшей судьбе этой женщины и других жителей Горячего Ключа?

До войны Варвара вела активную общественную работу, была спортсменкой и даже выезжала в другие города на различные физкультурные слеты, о чем свидетельствуют уникальные фотоснимки тех лет. Стала членом коммунистической партии и даже депутатом районного Совета.

С приходом новой оккупационной власти соседские старички сразу устроились на службу в полицию или в гестапо. Они прекрасно знали о деятельности Варвары до войны, что дает основание предполагать организацию слежки за ней вплоть до января 1943 года. Каждое утро они конвоировали соседку на работу в прачечную, а вечером обратно. Но и при таком «внимании» Варваре удавалось встречаться с разведчиками из леса.

Например, утром 14 января Варвара увидела идущую навстречу женщину с метлой в руках. Знаками показав женщине, что в жилище идти нельзя, она указала на мусорный ящик возле электростанции. Сама, зайдя домой и сунув что-то в ведро с мусором, вернулась к помойке. Муж вслед ей сердито ворчал: он не одобрял двойную игру жены и боялся, что всю семью расстреляют из-за нее. Тем временем, подметя территорию у мусорного ящика, уборщица удалилась в неизвестном направлении. Так, словно в настоящем детективе, состоялась одна из встреч жительницы курорта Варвары Илющенко и разведчицы 18-й армии Марии Пята.

Муж Иван заставлял Варвару бросить свои занятия и уехать из поселка в какую-нибудь станицу, где имелись родственники, но она отказывалась. Однажды дети Витя и Зина стали свидетелями того, как немецкие солдаты гонялись по лесу вблизи парка за мужчиной и женщиной, которые потом как сквозь землю провалились. Еще люди рассказывали, что немцы ловили по улицам поселка бывшего милиционера Лукьянова, переодетого в форму немецкого офицера. Немецкая полиция и их наемники из местного населения заметно нервничали, понимая приближение наших войск и активизировали свою деятельность в отношении сочувствующих советской власти или просто подозрительных граждан.

Утром 17 января во время завтрака глава семейства Иван вновь начал разговор о необходимости скрыться из поселка. Разговор прервался грубым стуком в дверь и окно. «Собирайся, пойдешь с нами!» — это Надеждин и другой полицай Коробейников пришли за Варварой. Дочка пошла вслед за матерью, а та попросила ее принести к «Табаксырью» ложку, миску и немного хлеба на дорогу. «Прощай, Зина!» — крикнула она вслед дочери. Та быстро вернулась за вещами и побежала к табачным складам, где увидела военнопленных. Солдаты рассказали, что немцы жестоко избивали арестованных женщин и заставляли пленных выносить их к машине. Больше свою маму Зина не видела.

Эта история получила свое невероятное продолжение в 1981 году. Давно уже отгремели бои великой войны, затянулись шрамы на телах фронтовиков, но не зажили душевные раны. Поэтому тянуло их на места прежних боев, на места, где похоронены их боевые товарищи, где пролита и их кровь.

Вероятно, по этой причине по аллее курортного парка шла, опираясь на две трости, пожилая женщина, внимательно всматриваясь в лица отдыхающих. А присев на скамью рядом с работницей санатория, уже больше для порядка, нежели с надеждой, спросила ее, не слыхала ли она такое имя: Варя Ивченко, или Иващенко?

— Наверное, вы спрашиваете про Варвару Илющенко? — переспросила женщина в белом халате.

— Да, да, правильно! — и лицо ее засияло от радости.

Женщина представилась как Мария Диомидовна Пята, бывшая связная, разведчица 18-й армии.
— А я ее дочь — Зинаида Ивановна. Маму удушили в газовой камере в Краснодаре.

И Зина рассказала новой знакомой о том, что ей было известно, искренне не понимая, за что убили мать.
— А теперь, дочка, слушай, что я расскажу тебе про Варвару, ведь я не один раз выходила с ней на связь…
Только тогда, после рассказа бывшей разведчицы, Зина поняла, кем была ее мать: подпольщицей, оставленной на оккупированной территории для организации связи с войсками и партизанами. Поняла, ради чего отдала свою жизнь Варвара Илющенко…

Эпилог
Эта последняя и удивительная история была рассказана самой Зинаидой Ивановной Крикус (Илющенко), сотрудницей санатория «Горячий Ключ» Константину Дмитриевичу Еременко, по крупицам собиравшему сведения о подвигах подпольщиков во время оккупации. И удивительным образом эта история наряду с другими в преддверии 75-летия Великой Победы попала в работу ко мне. Начав вникать в перипетии судьбы женщины со знакомой фамилией, я даже подумать вначале не мог, что Зиночка — это тетя Зина, по соседству с которой прошло все мое детство. Многое мы тогда не знали или невнимательно слушали: о многом люди, достойные рассказа, скромно умалчивали. А сейчас разговорить бы их, оживить память… Но иногда бывает уже поздно!

Выслушивая заново рассказ тети Зины с явным упором на некоторые фамилии полицаев, звучавшие выше, я думал: а стоит ли называть их вслух при нынешнем уровне толерантности? Но перечитав прежнюю редакцию ее воспоминаний, записанных рукой самого К.Д. Еременко, с мнением которого я не могу не считаться, в самом конце увидел строки, которые решили этот вопрос. Их написал из фашистских застенков человек, идущий на неминуемую гибель.

«…Об одном прошу тех, кто переживет это страшное время: не забудьте! Не забудьте ни добрых, ни злых. Собирайте о них по крупицам сведения!» — Юлиус Фучек, «Репортаж с петлей на шее».
Эти строки вписал в конце Константин Еременко. Этими же строками заканчиваю и я.

Выражаю благодарность дочери К.Д. Еременко Наталье Константиновне Негребовой за рукописи, переданные в ГИМ г. Горячий Ключ.