Эх ты доля, моя доля

Казаки… Они прибыли в окрестности Псекупских минеральных вод в 1864 году. Основали станицы, местечко Горячий Ключ. Именно в этот период заработал лазарет, ставший курортом, закипела жизнь, забурлила: появились мельницы, магазины, библиотека, музей, молитвенные дома, школы.
Среди первых поселенцев много было Овсяниковых, целым кланом прибыли они в поисках лучшей доли. Только ковалась эта доля в тяжком труде, без выходных и перерывов на отдых. Избрали Овсяники для получения жизненного достатка табаководство — нелегкую, капризную и трудоемкую культуру — табак решили выращивать. Да, не побоялись рискнуть, не испугались трудовых затрат: чему быть, того не миновать. Опыт перенимали у греков, которые занимались табаководством издавна. Все процессы выращивания этой культуры познали Овсяники досконально. Казаки — народ дотошный, настойчивый и упрямый. Сказал гоп — обязательно перепрыгнет. Каждой рассадочке низко кланялись, и она росла добрая, и табак Овсяники изготавливали такой, что покупатель приговаривал: «Добрый табачок у Алексея Овсяника, хорош табачок». Готовую продукцию сдавал Алексей Андреевич проверенным на совесть купцам. Жила семья зажиточно, хотя детей растили аж шестеро: дочери Дарья, Анна, Федора, Анастасия — певуньи, хозяйки и красавицы. Они не ведали праздности. А сыновья — Тимофей и Василий — гордость отца, силачи, трудяги, казаки на славу.
Трудились Овсяники и на жизнь не жаловались. Алексей Андреевич любил повторять: «Как потопаешь, так и полопаешь…» Грубовато звучит, но верно. Только жизнь переменчивая штука, не знаешь, что завтра будет.
Грянул 1917 год. Вся власть Советам! В Горячем Ключе она была установлена в 1920 году. Земля — крестьянам! — ликовала беднота. Овсяники встретили перемены без вражды и гнева: мы как работали на земле, так и будем работать. Воевать, враждовать они не стали. Казаки, помимо табака, еще скот держали, птицу, сады и виноградники обихаживали, овощи и зерновые выращивали. Все у них было. Подсолнечник масло давал, зерно на муку шло. В лесу была у Овсяников своя делянка: мужики шпалы изготавливали, в Екатеринодаре продавали. Анастасия Алексеевна Мамай, в девичестве Овсяник, моя свекровь, рассказывала: «Придут наши мужчины с работы, упадут на пол бездыханно: мы сапоги снимем, ноги им помоем. Стыдного в этом ничего не было: мы понимали, что им тяжело наш достаток дается, но и сами трудились много. Мужчин в казачьих семьях почитали».
А теперь читайте, мои родные земляки, что было дальше. В 1918 году началась Гражданская война. Овсяники твердо стояли на своем: мы воевать не будем. Алексей Андреевич все повторял: «Любой власти труженики нужны. Кто народ кормить будет? Мы будем, Овсяники, казаки по крови. Нас от земли не оторвать. А бедняки пусть попробуют поначальствуют. Это не так-то просто. Отвечать за народ нелегко».
А беда уже заглядывала в окна дома казака, уже стучалась, ломилась в двери. Сын Тимофей возвращался с надела, шел призадумавшись, как вдруг замертво упал на землю, сраженный пулей, отравленной пулей, чтоб не оклемался, не выжил. Из засады выскочили милиционеры, радуются: «Врага зеленого убили». Да, народ тогда делился на красных, белых и зеленых. Кто против красных: зеленые и белые — они враги новой власти. Им не жить.
Не был Тимофей в зеленых, не состоял, не числился. Милиционеры в этом убедились, но жизнь человеческую не вернешь. Пуля сделала свое дело. Осталась вдова с двумя детишками на руках: Галиной и Владимиром. Сама глуховатая, инвалид по слуху. Кинулись Овсяники ей на помощь. Дочь Анастасия взяла на воспитание Галинку, а Володька с дедом жил. Эх, но как права пословица: пришла беда, отворяй ворота. Из станицы Кутаисской пешком добралась до родного дома дочь Федора. Красные расстреляли ее мужа, контрреволюционера. Они и слова-то такого не знали, не ведали, что оно означает. На пороге отчего дома стояла убитая горем казачка, понурая, сгорбленная, постаревшая, а такой веселой, огневой была, так песни выводила — заслушаешься, шутки-прибаутки выдавала на радость и смех людям. Склонили головы Овсяники перед новой насильственной смертью. Мужчины призадумались, женщины в слезы. Обнимает Федору, жалеют. Детвора Тимофея гладит ее по голове, целует. Только мать семейства, казачка Овсяник расправила плечи, вытерла платком глаза: «Уныние — смертный грех, а мы люди православные, верующие. Господи, прости злодеев. Сами не ведают, что творят».
А злодейство продолжалось, витало над станицей Ключевой, и в семью Овсяников оно вцепилось мертвой хваткой. 6 февраля 1930 года в дом казака Логвина Даниловича Василенко нагрянули лихие гости: солдаты с ружьями и члены комиссии по раскулачиванию. Все жизнерадостные, веселые, словно великий праздник на дворе был. Логвин тоже происходил из первых поселенцев станицы. Их семья занималась хлеборобством, ну и, естественно, все, что надо для жизни, производила. Еще Логвин выполнял заказы казаков: из Екатеринодара привозил все, что земляки заказывали. Его старший брат, Михаил, погиб на турецком фронте в Первую мировую войну. Вся станица его хоронила с почестями, подобающими герою. Похоронили на церковной площади. Святому подвигу — наше поклонение и признание. Могилу казака-героя разорили: за царя сражался! Женат Логвин был на Анне Алексеевне Овсяник. Так вот солдаты скрутили Логвина и потащили его к повозке, а Нюру, красавицу, маму двоих ребятишек, поволокли в сарай, что рядом с правлением станичным находился. Февраль. Холодно. Ребятишек, Любочку, ей было два годика, и Витюньку, шестимесячного, одеть толком не позволили. «Выметайся! Это теперь все наше. Попользовались, кровушки нашей попили, хватит!» Из дома вынесли все, и очевидцы утверждали: сразу же развернулась бойкая торговля. Все имущество Логвина пошло с молотка. Все подчистую! Смех стоял, частушки пели, плясали, самогоном угощались.
А в ледяном сарае замерзали дети Логвина, Нюра, как могла, обогревала их, сама уже превращаясь в ледяной столб. Овсяники помчались к главному раскулачнику: «Хиба це дило, диточек мучить? Отпущай, ирод, диточек! Бога побийся!»

О, подключились другие станичники, шумят, гневаются. Все-таки отпустили женщину. Только Витюня умер от переохлаждения. Любочку и Нюру женщины откачали, привели в чувство. А Нюра все повторяла: «За что? За что эти муки? Люди, ответьте, что мы вам плохого сделали?»
20 марта 1995 года дочь казака Любовь Логвиновна получила уведомление, что ее отец Логвин Данилович Василенко невинно пострадал от суда-тройки, который приговорил казака к расстрелу с конфискацией всего его имущества. Дочь власти ставили в известность, что хлебороб Логвин Данилович не был контрреволюционером. Ей выплатили компенсацию. Копейки. А жизни Даниловича, молодого отца и мужа не вернешь: ему тогда шел 31-й год. А ведь сразу же после ареста Логвина в его доме организовали молодежные гуляния: радуйся, молодежь, врага разоблачили. Этот дом цел и сегодня. Он расположен напротив храма по улице Советской. Там потом поместили контору колхоза, позже отдали школе. Где похоронен казак Василенко, никто не знает. Имя его не выбито золотом на памятной стеле. Хлебороб, труженик и воин спит вечным сном. Давно нет и Нюры, и дочь Любочка ушла в мир иной, она часто прижимала к груди извещение о реабилитации отца. Вспоминала, как отбирали у казаков хутора, земли, как массово высылали их, безжалостно, жестоко, как потом голодали, помирали от голода. Тружеников уничтожили, а земля лодырей не любит.
Я стою напротив дома Логвина, на пороге жизни ХХI век. И как в далекой юности, включаю воображение. Я вижу, как распахиваются двери дома и выходит молодой казак со своей Нюрочкой, с ними детвора. Все живы. Молодая семья шагает к старой церкви, она располагалась на том месте, где сейчас высится школа. Молодого казака и его любимых радостно приветствуют станичники, родные. Василенко и Овсяники улыбаются, Алексей Андреевич шутит: «Будем верить — будем жить». А я добавляю: «Будем помнить — будем жить». Не пустим вражду, ненависть и злобу в наши дома, и, боже упаси, зависть — чувство, разъедающее душу. Ведь гибли зажиточные, трудолюбивые казаки. Уничтожались под корень под гогот и радостный визг. Но подняли головы их дети и внуки, они берегут память о предках, которые зовутся сегодня справедливо и честно хлеборобами. Нет, нет, не надо расправ над идеями красных, они прекрасны, они хороши, но жизнь сама расставила все по местам. Жизнь сказала четко: будем трудиться — заживем! А на печи далеко не уедем и рыбку без труда не поймаем. Так что трудовая честь казака из прошлого снова в почете.

На фото внучки Алексея Овсяника: посередине Галина Тимофеевна,
справа Любовь Логвиновна