Эта история рассказана внучкой ветерана Великой Отечественной войны, живущей ныне в Горячем Ключе. В основе повествования – судьба семьи, глава которой прошел всю войну, но не дожил до Победы ровно десять дней. Обстоятельства его гибели малоизвестны, известно лишь, что красноармеец похоронен под Берлином. Но не менее сложна судьба его семьи, попавшей в оккупацию уже в первый год войны, – одна из многих, как пазл составивших судьбу целой страны.
— Я родилась через семнадцать лет после Великой Победы. Мое поколение узнавало о Великой Отечественной войне из учебников истории, фильмов или от представителей старших поколений, которые знали о ней не понаслышке.
До 2001 года была жива моя бабушка – Евдокия Тимофеевна Железняк. Она нечасто рассказывала о тех временах. Сейчас я понимаю, что ей было тяжело вспоминать войну: у нее начинало болеть сердце (помню, как приносила ей лекарство). Однако некоторые из ее воспоминаний все же удалось услышать, и меня, тогда девчонку, они поразили до самого сердца…
Бочки с неба
Когда фашисты захватили Украину, бабушка жила с двумя сыновьями семи и пятнадцати лет в Харьковской области. Ее муж, Егор Степанович Железняк, естественно, был мобилизован в первые дни войны.
Хутор вплотную примыкал к железнодорожной станции Самойловка, поэтому шесть раз переходил из рук в руки: шесть раз менялась линия фронта, селение обстреливали и бомбили то с одной, то с другой стороны. Страшно было, когда над хутором шли воздушные бои или начиналась бомбежка: жители прятались в погребах, где приходилось сидеть по несколько часов или даже суток, и никто не знал, выйдут ли они или останутся погребенными заживо под разрушенными хатами.
Но настоящий ужас охватил жителей хутора, когда при налете фашистских самолетов вдруг стали падать неизвестные снаряды, издающие непонятные, до того совершенно не знакомые душераздирающие звуки. Люди не знали, куда прятаться, закрывали уши руками, детей прижимали к себе в ожидании скорой и ужасной смерти. Но потом оказалось, что это фашисты для устрашения населения сбрасывали с самолета металлические бочки с просверленными в них отверстиями, за счет чего летящие с высоты полые емкости издавали такие неприятные человеческому уху, приводящие в ужас звуки.
Оккупация
Потом была оккупация длительностью более пятисот шестидесяти дней – с октября 1941 по сентябрь 1943 года. Бабушка рассказывала, что это было время лишений, унижений и голода. Съестные запасы забирали оккупанты, и питаться приходилось чем придется. Однажды дети нашли на колхозном поле участок, где в земле оставалась картошка. Она была перемороженной, но это была хоть какая-то еда. Дети в сумерках (как раз, когда у немцев был ужин, а комендантский час еще не наступил) старались пробраться на поле, чтобы выковырять хоть несколько картофелин из замерзшей земли и принести домой.
Но так продолжалось недолго: фашисты поймали детей, пытающихся хоть как-то прокормиться и, в назиданье всем жителям села, долго держали их на мушке автомата. Материнское сердце не выдержало, и бабушка бросилась к сыновьям, чтоб защитить их от пуль. Один из оккупантов с силой ударил женщину в грудь прикладом автомата, после чего с громогласным хохотом те удалились на ужин. А бабушка с тех пор жила с переломом двух ребер, которые без медицинской помощи неправильно срослись. Может быть, именно поэтому у нее всю жизнь болело сердце…
Недалеко от хутора, в чистом поле, на ветру и без единого строения, фашисты огородили колючей проволокой кусок земли, где держали взятых в плен красноармейцев. Пленные были голодными, съели даже всю траву, росшую у них под ногами, и просили у женщин, работающих под дулами фашистских автоматов на уборке сахарной свеклы, хоть что-нибудь покушать. Если у кого-нибудь получалось перебросить через заграждение корнеплод, пленные его тут же съедали. Но для их желудков сырая свекла была не едой, а ядом: военнопленные тут же падали на землю, корчась от неимоверной боли, а фашисты громко хохотали и смотрели на человеческие мучения как на комический спектакль…
Однажды оккупанты согнали всех трудоспособных жителей хутора примерно от двенадцати до шестидесяти лет и стали конвоировать сельчан в западном направлении. Многие понимали: значит, Советская армия уже рядом и, может быть, совсем скоро будет освобождение! Но немцы гнали и гнали обозы с людьми на запад, останавливаясь только на ночлег в попадающихся на пути селах: фашистам нужен был хотя бы минимальный комфорт для отдыха. Местные жители как могли поддерживали этапируемых. Но хуторяне уже через несколько дней были измождены, среди них стали свирепствовать инфекции. У моей бабушки заболел старший сын: у него была высокая температура, он бредил и на четвертые сутки умер. Вечером, на закате солнца, бабушка похоронила его в незнакомой сожженной деревне… А высоко в небе в это время на запад летели советские самолеты – бомбить врага.
Утром не было слышно окриков фашистов и лязганья автоматов, хуторян никто не поднимал и не собирал обоз для дальнейшего следования на запад: немцы сбежали, оккупации больше не было!
В течение почти двух недель люди возвращались в свой хутор. Однажды их снова бомбили немцы. Больные, измотанные люди не успевали убежать и найти какое-нибудь укрытие, и многие тогда погибли. После этого народ решил добираться до дома небольшими группами, чтобы не быть мишенью для фашистских летчиков. Домой вернулось не больше четверти угнанных жителей. Так для моей бабушки закончилась ее личная оккупация. Но война оставила свои следы в ее теле и душе.
Не дожил по Победы десять дней
Дед прошел всю войну, погиб 29 апреля 1945 года. Похоронка пришла уже после Победы. Бабушка говорила, что он похоронен где-то под Берлином. На Украине, в селе Верхневодяном на Харьковской земле стоит памятный знак воинам-односельчанам, призывавшимся на Великую Отечественную войну и не вернувшимся, в списке которых и мой дед Егор Степанович. Однажды мы приехали в это село вместе с сыном, тогда еще учившимся в начальной школе, и тот сам прочел имя своего прадеда на памятнике. То чувство гордости, которое испытал тогда правнук ветерана, не описать никакими словами, и оно осталось в его душе на всю жизнь. Став взрослым, сын рассказывал об этом уже своим детям.
Бабушка больше не вышла замуж и не сменила фамилию. Она сама поднимала младшего, единственного оставшегося в живых из ее семьи, мужчину – моего деда. Каждый год 29 апреля, когда страна готовилась отмечать очередной праздник Великой Победы, в нашей семье скорбели, вспоминая деда, не дожившего до этого светлого дня считанные дни. А у нас – у моего сына и у меня – снова возникало то самое, не поддающееся никаким описаниям, чувство, какое мы пережили однажды возле памятного знака на украинском хуторе.
Приближается восьмидесятый юбилей Победы. Вспоминая рассказ моей бабушки, я вдруг поняла: счастье, что я, мой сын и наши внуки знаем о той страшной войне только понаслышке, что в наших душах не живут ужас и страх, что все мы живы и здоровы! Но грустно, что молодые поколения очень мало знают о том времени. А о нем нужно помнить, чтобы не позволить никому возродить фашизм и повторить ужас, пережитый нашими предками, и чтобы нигде и никогда такое больше не случалось.
Марина Балеевских,
жительница Горячего Ключа, внучка ветерана ВОВ
На фото: внучка Егора и Евдокии Железняк Марина Балеевских у ретро-поезда «Победа»
в Горячем Ключе
